В воз­рож­ден­ной после гет­ско­го наше­ст­вия Оль­вии уже в пер­вые деся­ти­ле­тия I в. н. э. появил­ся неор­ди­нар­ный поли­ти­че­ский дея­тель, лич­ность кото­ро­го при­вле­ка­ла срав­ни­тель­но мало вни­ма­ния уче­ных. Чаще при рас­смот­ре­нии тех или иных вопро­сов по исто­рии и куль­ту­ре это­го горо­да отме­ча­лось нали­чие эпи­гра­фи­че­ских источ­ни­ков, свиде­тель­ст­ву­ю­щих о его кон­так­тах с Римом, куль­те рим­ских импе­ра­то­ров и стро­и­тель­стве мону­мен­таль­ных соору­же­ний (Ср.: Латы­шев, 1887. С. 73; Яйлен­ко, 1987. С. 73; Ано­хин, 1989. С. 56, 58; Руся­е­ва, 1992. С. 155, 156; 1999. С. 469, 579; Кра­пи­ви­на, 1993. С. 140, 141; 1999. С. 233; Кри­жи­ць­кий, 1998. С. 158; Vi­nog­ra­dov, 1997. S. 342). Меж­ду тем, хотя бы при­бли­зи­тель­ное выяс­не­ние харак­те­ра дея­тель­но­сти пер­во­го из извест­ных лиде­ров в гре­ко-рим­ский пери­од исто­рии Оль­вии име­ет нема­ло­важ­ное зна­че­ние для пони­ма­ния того, кем он являл­ся на самом деле, какую роль сыг­рал в судь­бе граж­дан­ской общи­ны и в ее пер­вых вза­и­моот­но­ше­ни­ях с Римом.